С охапкой сушняка Ллой вернулся в пастою и сложил его у стены входа. Отсюда он наблюдал за живыми горячими языками аяка, которые становились всё меньше и меньше. Он не решался пока тревожить гунгов, сидевших кругом, и выжидал. Отсюда, со своего места, он разглядывал Лею, что вместе с остальными варами очищала скребком от земли корни пакуйи. В это же время на юную вару бросал взгляды Оун. Та, сменив позу, прижалась спиной к стене пастои, поджала ноги в коленях и раздвинула их. Чёрные глаза охотника сверкнули дьявольским огнём. Оун заелозил на своём месте, водя из стороны в сторону широкими плечами и играя желваками. Оранжевые языки один за другим начали пропадать. Самое время было их подкормить сухими ветками, и Ллой направился к аяку. Он встал за спинами охотников и начал громко кряхтеть, чтобы те поняли, что его следует подпустить для выполнения своей обязанности. Первым поднялся Оун. Он грубо оттолкнул юнца и направился к варам. Ллой выронил из рук охапку сушняка и начал торопливо её собирать, чтобы успеть бросить ветки в аяк, до того как охотник вернётся на своё место. Такой гунг, как Оун, не даст спуску нерасторопному юбуру, если тот заставит его ждать. Охотник же отошёл к дальней стене и встал, возвышаясь своим крепким, мускулистым телом над юной варой по имени Лея. Занятая своим делом, та не сразу увидела перед собой гунга. Она медленно подняла глаза вверх, и первое, что её напугало до того, что аж волосы на её хрупких плечах поднялись дыбом, было возбуждение, охватившее соплеменника. Поросшая густыми волосами грудь Оуна часто вздымалась, а его чёрные глаза сверкали диким блеском из-под нависших над ними бровей. Лея была ещё молодой варой, и ей не доводилось иметь близость ни с кем из гунгов, поэтому вид Оуна сильно её напугал, и она крепче прижалась спиной к каменной стене. Остальные вары уже заметили интерес одного из своих сородичей к молодухе. Их большие рты растянулись в довольных улыбках, и все они закивали головами в знак одобрения. Оун нагнулся, схватил Лею за волосы и поставил перед собой, демонстрируя своё возбуждение. Гунг потащил Лею к противоположной стене пастои и швырнул на пол, после чего бросился на неё и навалился всем телом. Та не сопротивлялась, хотя по её рукам и ногам время от времени пробегала дрожь. Гунги у аяка повернули головы в ту сторону, где волосатая спина Оуна покрыла хрупкое тело молодой вары. Понаблюдав немного за действом, женская половина рода продолжила свои занятия, и только все до последнего юбура, включая Ллоя, досмотрели весь акт до конца. Оун поднялся с пола, на котором продолжала лежать Лея, и постучал себя по груди. У аяка встали со своих мест сразу двое охотников. Оба они были возбуждены. Эти гунги сделали несколько шагов к тому месту, где продолжала лежать молодая вара. Между ними вспыхнула потасовка, переросшая в шумную драку. Оба охотника избивали друг друга в кровь, и схватка могла бы закончиться чьей-нибудь гибелью, если бы не пара хороших ударов дубины, что оказалась в руке Камъяна. Оглушённые гунги остались лежать на полу, а старший рода тем временем приблизился к Лее. Он не мог скрыть своих намерений.
Ллой смотрел, как после Камъяна попробовали молодое тело облюбованной им вары ещё двое охотников. Ощущение своего ничтожества у юбура усилилось. Лея долгое время лежала без движений, и никто из соплеменников к ней не подошёл. Алою хотелось помочь ей, но он знал, что этого делать нельзя, если не делают старшие.
За входом в пастою сгустились сумерки, и до их наступления несчастному юбуру пришлось несколько раз выбраться в лес, чтобы заготовить дров до утра. Ему предстояло просидеть у аяка всю ночь, чтобы не дать тому погаснуть, и он так и сделал. Было время для горьких раздумий, хотя и раздумьями назвать нельзя ту кашу из отдельных тревожных мыслей, что посещали голову Ллоя.
К утру он был твёрдо уверен, что нет иного выхода, как отправиться на поиски жилища праматери Амэ. Только у Амэ он мог попросить помощи. Какая она должна быть, эта помощь, Ллой не знал, но был уверен, что мать матерей не откажет ему. Ведь сегодня он своими глазами видел, как, отскочив от черепа апшелока и попав в глиняную фигурку, камень по воле Амэ дал ответ на вопрос, мучивший весь род, что уж тогда стоит ей, праматери, оказать помощь ему одному.
Ллой собрался в дорогу незадолго до того, как сияющий диск Арка поднялся над холмом. Сумерки к этому времени отступили, но воздух за стенами пастои ещё не прогрелся. Страшновато было уходить в неизвестность из тёплого жилища, родной запах которого – некий букет из запахов тел сородичей и их испражнений, а также запахов остатков пищи и шкур, смешавшихся с дымом аяка, вызывал чувства уюта и безопасности. Все эти ароматы были впитаны юбуром с молоком вары по имени Паоя, вскормившей его, но всё сложилось так, что иного выхода, как отправиться за помощью к Амэ, он не видел.
Соплеменники ещё спали, громко сопя во сне. Ллой набросал в аяк побольше веток, потом прокрался к спящему Оуну и, с опаской поглядывая на грозное лицо охотника, лицо теперь ему ненавистное, тихонько поднял с пола его острый патруг и дубину. Путь предстоял длинный и опасный, в несколько переходов, за далёкий холм, где жила, как знал каждый гуабонг, праматерь Амэ рядом со светилом Арком. Поэтому оружие не окажется лишним. Хотя Ллой и считал себя никчёмным, всё же понимал, что с пустыми руками отправляться в дорогу нельзя. Он вышел из пастои, держа в правой руке тяжёлую дубину Оуна, а в левой – его патруг. Вершина холма, что возвышалась у горизонта над зелёным морем леса, светилась проснувшимся за ней Арком. Юбура охватил страх перед неизвестностью, он даже сделал один шаг назад, но остановился. В эти минуты он сам не знал, чего боится больше: клыков и когтей хищников или доброй праматери в образе огромной самки свирепого пещерного маунта? Ллою доводилось однажды видеть этого лохматого чёрного зверя ростом с двух вставших на плечи друг другу гуабонгов. Он знал, что все в его роду произошли от такого же монстра, однако не хотел бы повстречать его на своём пути. Не считая, конечно, самой Амэ. Его-то она не тронет. Вот только теперь предстояло понять, как отличить праматерь от такого же, как она, другого зверя? Видимо, будут заметны какие-то отличия. Ллой смотрел на восток, и в его голове накладывались друг на друга образы, смешанные с известными ему понятиями. Мозг молодого гуабонга напрягся. Он думал, пытаясь осуществить примитивный анализ. Наконец, это у него получилось. Страхи отошли на второй план, а желание измениться с помощью Амэ вышло на первый. Было довольно прохладно, и по голому телу юбура пробежала дрожь. Но разве эта утренняя прохлада шла в какое-нибудь сравнение с холодом в голодное белое время хавоя, когда даже шкура лая не спасала? Уже скоро Арк поднимется над холмом и согреет всё вокруг своим теплом. Ллой последний раз бросил взгляд на спящих сородичей и начал спуск по камням со скалы, в которой была вырублена кем-то, возможно, самой Амэ большая дыра, где размещалось жилище его рода. Спуск не занял много времени, и вскоре грязные босые ноги молодого гуабонга ступили на мягкую, прелую лесную подстилку. Мелкий кустарник, проросший сквозь камни, те, что скатились с горы, возвышавшейся над лесом, сменился могучими деревьями с узловатыми корнями. Ллой пробирался сквозь просыпавшийся лес, теперь его окружили совсем другие запахи. Как и запахи родной пастои, они были знакомы, и он хорошо в них разбирался. Ему также был знаком каждый звук, что доносился до него. Вот перекликались над головой безобидные маленькие стрилы, что порхали у самых макушек деревьев, видимо, они предупреждали друг друга о появлении стрила хищного с цепкими лапами и грозным изогнутым клювом. А этот шелест издавали прыгающие с ветки на ветку неугомонные амрэки. Ллой всегда завидовал ловкости этих быстрых созданий. Как бы ему хотелось так же перелетать с дерева на дерево. Там, в вышине, мало хищников и в изобилии спелых сочных плодов, до которых ему, гуабонгу, произошедшему от маунта, ни за что не добраться. А этот запах издавал помёт сабая, что ночью охотился здесь. Один сабай не страшен охотнику, вооружённому патругом, а ещё и дубиной, сабаи страшны в стае. Эти хищники никогда не приближаются слишком близко к жилищу гуабонгов, чего не скажешь об у-рыке, из пасти которого торчат два огромных клыка. Им